Виталий Гладкий - Ниндзя в тени креста
Гоэмон дрался в каком-то упоении. Он засиделся в тесном кубрике, кроме того, на палубе можно было только медитировать, и то в ночное время, а что касается тренировок, то о них ему вообще пришлось забыть. Ведь для идзинов все его движения покажутся странными и смешными, а ему не хотелось выставлять себя в качестве дешевого бродячего актера. Поэтому схватка с турецкими пиратами высвободила огромный запас энергии, накопившийся в нем за время путешествия на галеоне.
Какое-то время перевес был на стороне турок. Их было слишком много, а марониры и груметы, которые выскочили на верхнюю палубу раньше наемников, хоть и умели обращаться с оружием, но не в такой степени, как пираты. И только когда в бой вступили закованные в броню латники де Алмейды, положение выровнялось. Сверкая кирасами и шлемами, они плотной стеной наступали на османов, среди которых редко кто был в защитном вооружении, и то больше в кольчужных рубахах или панцирях из буйволовой кожи.
Тем не менее турки и не думали убираться с галеона. Слишком ценный приз нечаянно угодил в их сети, и они не хотели с ним расставаться ни под каким видом. Захватить португальский галеон – это было для них эпическим подвигом. И они уже находились чересчур близко к цели, чтобы дать задний ход. Тем более что начал заниматься рассвет, и уже виден был расклад сил, который склонялся не в пользу португальцев.
Ниндзя-то Гоэмона порхал, как ласточка. Кривые сабли османов были тяжелее и длиннее, чем его меч, и юный ниндзя в который раз мысленно благодарил старого ямабуси, который гонял его до седьмого пота, когда они сражались на боккенах. Он опережал врагов на какое-то мгновение, но этого было достаточно, чтобы ниндзя-то в очередной раз пропел заупокойную песнь. Несколько раз Гоэмону попадались очень серьезные противники, и от верной гибели его спасали только отменная реакция и невероятная гибкость.
Наконец турки обратили на него особое внимание, потому что он нагромоздил вокруг себя кучу трупов, и юношей занялся самый опытный из рубак. Судя по тому, что время от времени турок зычно командовал на своем языке, он был капитаном одного из галиотов и руководил абордажной командой. Да и его воинское облачение – дорогой панцирь с золотой насечкой, которая хорошо просматривалась в лунном свете, и шлем с высоким гребнем и загнутыми спереди и сзади полями – подсказывали Гоэмону, что перед ним боец непростой, бывалый.
Осман двигался, как кот – быстро и бесшумно. Его огромная сабля-клыч[65], расширенная на конце, разила словно молния. Гоэмону приходилось проделывать настоящие акробатические трюки, чтобы уйти от молниеносных ударов. Вскоре он понял, что ему не выстоять супротив рослого и мощного пирата. Турок был чересчур опытным бойцом, а длинный клыч пирата доставал Гоэмона даже тогда, когда он считал, что ушел на достаточную дистанцию, чтобы избежать смертельного удара. На теле юноши уже кровенили несколько неглубоких порезов, но это было только начало. Начало конца.
В какой-то момент, в очередной раз отбившись от пирата, Гоэмон нащупал футляр с сюрикенами, и остро отточенная звездочка пошла в цель. Конечно, убить сюрикеном такого здоровенного быка, как рослый осман, юный ниндзя и не помышлял. Для этого нужно было попасть точно в артерию на шее, что в суматохе сражения не представлялось возможным. Тем более что Гоэмон давно не упражнялся с сюрикенами. А это нужно было делать каждый день. Хорошо, хоть футляр с ними не ушел на дно, остался в набедренной повязке, когда развалилась джонка, и Гоэмон оказался в бушующем море.
Сюрикен врезался в щеку пирата. От неожиданной ошеломляющей боли он даже пошатнулся, а затем схватился за шип, который торчал возле носа, чтобы выдернуть его. Этих драгоценных мгновений, когда все внимание турка было сосредоточено на жалящем шипе, Гоэмону хватило, чтобы упасть на палубу, юлой подкатиться под ноги пирату и подрезать ему сухожилия на ногах. Осман упал со страшным грохотом; по крайней мере, так показалось юному ниндзя. Гоэмон выпрыгнул высоко вверх и с яростным воплем: «Киай!!!» отрубил пирату голову, хотя тот и пытался парировать его удар, но не успел.
Заметив, что предводитель повержен, пираты завыли, как стая голодных волков, однако панике не поддались, а начали сражаться с удвоенной энергией, тем более что они получили подкрепление. Кроме тех судов, что уже были крепко связаны с галеоном абордажными крюками, подоспел еще один галиот и две фусты, и их команды полезли на крутой борт «Мадре Деуш», как саранча.
Расправившись с предводителем пиратов, Гоэмон поискал глазами своего господина. Фернан де Алмейд и его латники сражались блистательно. В принципе, у них не было иного выхода; они точно знали, что в случае поражения пойдут рыбам на корм. Турецкие пираты отличались особой жестокостью, и если у их английских и голландских собратьев по разбойному ремеслу еще можно было выпросить помилование, – хотя бы за выкуп – то османы не знали жалости и не ведали снисхождения. Люди другой веры были для них мусором.
И надо же было такому случиться, чтобы в тот момент, когда Гоэмон увидел Фернана де Алмейду, с ним произошел неприятный казус. Палубу заливали потоки крови, она стала скользкой, и чтобы удержаться на ногах, нужно было прикладывать немало усилий. По этой причине противники часто падали, барахтались, сцепившись врукопашную, душили друг друга и добивали ножами. Даже тяжелораненые пытались помочь товарищам, на последнем издыхании нанося удары мечом или саблей уже в лежачем положении.
Такая же неприятность приключилась и с де Алмейдой. В самый неподходящий момент, отбивая выпад турка, закованного в броню (пираты бросили против латников всех, кто имел защитное вооружение), он поскользнулся и упал. Прикрыть его было некому, каждый наемник уже имел противника (а то и двух), с которым приходилось сражаться в полную силу. Тут уже не до помощи командиру, когда твоя жизнь висит на волоске.
Противник де Алмейды радостно вскричал и поднял свою кривую саблю для решающего удара. Не раздумывая, Гоэмон пустил в направлении пирата целый рой сюрикенов, нимало не заботясь, что его самого могут сразить. Но, похоже, вступить с ним в бой в этот момент желающих не нашлось. Пираты видели гибель своего капитана и решили до поры до времени не связываться с таким сильным бойцом.
Гоэмоном на этот счет сильно не обольщался; он понимал, что пауза будет продолжаться недолго, – головорезам, которые занялись разбойным ремеслом, жизнь не настолько дорога, чтобы цепляться за нее изо всех сил. Они ни во что ее не ставили, так же, как и жизни своих жертв. Конечно, всем пиратам хотелось разбогатеть, изрядно пограбив в южных морях, но их фанатичная вера не предполагала праздновать труса; иншаллах – на все Божья воля.
